В деревне Учма, что в Охотинском поселении Мышкинского района Ярославской области, появилась театральная постановка. Её жанр определен так: «документальный видеоспектакль-застолье».
Представьте себе – вы в большой русской избе. А в ней – рядами стоят школьные парты – старого, 50-х годов, образца. Накрыты скатертями в крупную красно-белую клетку, по которым расставлены, как в советской столовой, ложки-вилки, стаканы и графины с водой, соль-перец. Еще в избе, как положено, есть русская печь с полатями, а перед ней висят проекторы, три штуки. По фасаду, вдоль окон – длинный-длинный стол, а за окнами – обычный деревенский вид: лужок, рябина, забор, иной раз и трактор проедет. Когда все рассядутся, на окна опускается занавес-экран, и начинается представление.
Но перед этим автор идеи, режиссёр спектакля и жительница деревни Учма Елена Наумова расскажет собравшимся историю дома, в котором когда-то жил известный на всю округу председатель колхоза. У него собирались мужики после сева или сенокоса на застолье, отпраздновать окончание работ. Давно это было. Теперь местные деревни на наших глазах исчезают, и сохраняются из них только те, где остались люди, способные работать: косить траву, крыть крышу, ремонтировать технику, чистить колодец, сложить печку. Если таких мужиков-умельцев нет – деревня умирает. Идея записать свидетельства, очевидно, последних настоящих местных умельцев, родилась у Елены Наумовой еще в 2021 году. Иоанна Мещанинова, куратор проекта, получившего название «Бежать нельзя остаться. Истории деревенских мужчин», подала заявку в фонд Потанина по категории «Музей+театр», и её одобрили. Получив грант, начали большую и долгую работу. Записали 32 интервью с мужчинами, что когда-то учились в местной школе-интернате, и до сих пор живут в Охотинском сельском поселении Мышкинского района Ярославской области. Александра Соколова сняла их видео-портреты. Возраст героев – от 50 до 93 лет, более молодых в деревнях уже не осталось, молодые – кто в городе живет, а кто на войне воюет.
Из многочасовых разговоров для спектакля отобрали всего час аудиозаписи. Сценарист Мария Варденга смонтировала разговор, который получился свободным, неторопливым. Течёт, как обычно беседа под закуску с выпивкой, когда участники то вспоминают детство, то увлекаются рассказами про охоту или рыбалку, то говорят о женах, то пускаются в философские рассуждения о национальном характере. Так родился и визуальный облик спектакля – застолье. Соорудили реальный общий стол, за которым никто не сидит – только экран с видео. Звук не синхронизирован с изображением: на видео мужики не разговаривают, сидят молча, кто готовит закуску, кто закусывает – яблоком, копченой грудинкой, воблой или мороженым, кто и выпивает, а кто просто щелкает телевизионным пультом. Получились отдельные видео-портреты, их рядами по шесть человек в рандомном порядке показывает экран. Сначала зрители пытаются угадать, кто из тех, кого они видят, в этот момент произносит слова, потом становится понятно, что таких совпадений нет, но всё вместе складывается в коллективный портрет и общий хор, недаром спектакль называется “Охотинские. Мужской род».
У Елены и её мужа Василия в их музее в деревне Учма уже был один гендерный проект, «Старухи о любви», тоже основанный на аудио-рассказах, но сделанный совсем иначе, в виде более традиционной музейной экспозиции. Голоса женщин звучали внутри инсталляций, собранных из личных вещей и типовых предметов. Занавески из бинтов, старые фото, вышитые салфетки и подушки, летнее ситцевое платье, подкова, пузырьки от духов. Предметы создают образ, а голоса – рассказывают истории сватовства, влюбленности, сложившейся привычки, расставаний.
Нынешний «Мужской род» придуман иначе, более амбициозно. Звучит голос из особого мира, малоизвестного горожанам, но чрезвычайно важного для понимания национальной идентичности. Цепляют незнакомые странные слова, но точно так же незнаком и образ жизни, и обычаи волжской деревни, с её трудным и бедным бытом, пьянством, обидами и достоинством. Я, честно сказать, и сама когда-то пыталась поговорить с деревенскими мужчинами, поэтому могу признаться – дело это трудное. Женщины говорят о личном охотней, легче, откровенней. Мужики закрыты, стеснительны. Им трудно решиться на запись. Многие отказываются сниматься. Некоторые согласны на видео, но не хотят, например, есть при незнакомых людях: им это некомфортно. А задача была поставлена для всех одна – появиться перед камерой с любимой едой. Некоторые к такой интимности не готовы, тогда просто – катают рукой яйцо, крошат лук в солёные грибы. При всей кажущейся простоте сложить единый сюжет в такой ситуации очень нетривиальная задача. Помогает среда – оказавшись в избе с её неопровержимой реальностью, поедая нехитрое угощенье –картошку с тушенкой и малосольными огурцами, зрители как будто участвуют в общем действе, становятся причастны к малодоступному и закрытому сообществу. Вслушиваются в звучащую речь, пытаясь разобраться, что же за жизнь прожили эти немолодые люди, какой за ними стоит опыт.
Еда – одна из самых важных частей этого мира. Она всегда доставалась крестьянам нелегко, не так, как горожанам, о высокомерии которых вспоминают мужики, когда рассказывают о поездках за колбасой в город в советские годы. Они же сами это мясо и выращивали, и молоко доили, и рыбу ловили, вот только им всегда не хватало продуктов. Те, кто постарше, вспоминают детство в военное время, и голод после войны, когда весной собирали по полям перемороженные картофелины, из которых на сковороде жарили «тошнотики». И каким вкусным казался подсолнечный жмых. И как меняли рыбу на зерно в соседнем совхозе. Еды всегда было недостаточно, о ней мечтали, её ценили, пшеничный хлеб со сдобой без начинки был праздничным кушаньем. Ну и про самогон вспоминали, конечно. Многих он рано свел в могилу. Но не жалуются мужики, рассказывают про то, как руками глухарей ловили, с медведем кагор пили. Лес и река с детства – главный ресурс, главное развлечение. Они – оставшиеся, многие их сверстники еще в 70-е годы, когда колхозникам паспорта стали давать, ушли в город. Эти – пригодились там, где родились. Потому что тут земля, свобода, снег, дождь, Волга. Жена, с которой сплелись в один организм, бобылей нет, все женаты. Но про женщин не разговаривают. Могут немного про любовь. Она ведь разная, к детям – одна, к матери – другая, к жене – особая. К родине тоже есть любовь. Родину ведь всегда приходится защищать, не жалея жизни, потому что она из всех стран самая богатая, сильная, великая. В других странах, правда, им не довелось побывать, потому на чужие впечатления полагаются.
После спектакля начинается обсуждение. «А где про Бога? – спрашивает один из зрителей, – хотелось бы больше духовности». Бог, кстати, неподалеку – Василий Смирнов, сооснователь «Учемского музея истории Кассиановой Пустыни и судьбы русской деревни» и коренной житель Учмы, начал свою карьеру музейного хранителя как раз с поисков следов разоренного в 20-е годы монастыря, стоявшего напротив деревни. Его основал в 15 веке Кассиан Грек, византиец, приехавший на Русь в свите Софьи Палеолог, жены Ивана Третьего, и насильно постриженный в монахи. Потом в зданиях монастыря был Волголаг, заключенные которого строили водоканал. А теперь на этом месте стоит построенная Василием часовня. Василий, кстати, тоже участник спектакля, он как раз из таких мужиков, профессию которых невозможно точно определить. Может и дом построить, и печь сложить, и мотор починить. Простой умелец.
Театр все чаще приходит в музейное пространство, помогая зрителям не просто познакомиться с историей, но и пережить её как часть собственного опыта. В этом смысле проект музея в Учме очень современный и актуальный. Мы перекормлены информацией, знаниями, фактами, но нам не хватает эмпатии, сочувствия и эмоциональной памяти. После «Охотинских» возникает эффект сопричастности, близости к новым знакомцам, и надеюсь, интерес к почти уже затонувшему архипелагу советской среднерусской деревни, которая, благодаря таким вот спектаклям, не уйдет в небытие совершенно бесследно.
Источник: oteatre.info